Типы анафор, причины множественности анафор. Введение в Литургическое Предание: Таинства Православной Церкви: Порядок совершения Анафоры святого Иоанна Златоуста. Духовный смысл и историческое происхождение священнодействий Анафоры Анафора в богослужении

Центральная часть Евхаристии — Анафора.

«Анафора» слово греческое "анаферо" и в литургическом контексте означает «возношение» — возношение Святых Даров. Эта часть Литургии также зачастую называется и Евхаристическим каноном. Во время этого раздела богослужения Литургии священнослужителем прочитывается единая большая молитва Анафоры, включающая в себя и установительные слова Господа, и призывание на Дары Святого Духа.

Сегодня эта молитва читается священником в алтаре тайно, «про себя», однако так было не всегда. В Древней Церкви молитва Анафоры всегда произносилась гласно, вслух, а народ в отдельные моменты этой молитвы гласно же выражал свое единение, единомыслие со священнослужителем словами «Достойно и праведно есть…», «Свят, свят, свят…» и так далее. В VI веке гласное чтение молитвы Анафоры зачастую стало заменяться тайным. Против этой новой практики очень резко выступил святой император Юстиниан, однако, не смотря на его усилия, к середине VII века практика тайного чтения евхаристических молитв уже получила повсеместное распространение…

Для стоящих в храме прихожан совершение Евхаристического канона на Литургии святого Иоанна Златоуста начинается со слышимого ими пения хора «Достойно и праведно есть…»; священник же в алтаре в это время приступает к чтению Анафоральной молитвы: «Достойно и праведно Тя пети…» А завершается Анафора священническим возгласом: «И да будут милости великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами». Тайное чтение в алтаре молитвы Анафоры то и дело прерывается иерейскими возгласами и совершается при постоянном пении хора. При этом следует иметь в виду, что все эти фрагменты читаемой священником про себя молитвы, его возгласы и пение хора, органично переходя, перетекая друг в друга, вместе как раз и составляют тот самый единый, неразрывный по смыслу текст Евхаристического канона. Центральная мысль этой единой молитвы Анафоры — обращенное к Богу Отцу прошение о ниспослании Святого Духа на предлежащие Дары и о преложении их в Тело и Кровь Господа Иисуса Христа. В этой молитве для удобства литургической науки принято условно выделять, различать несколько ее частей.

Первую часть Анафоры принято именовать Префацио (Praefatio), что в переводе с латинского языка означает «введение»; по своему содержанию она представляет обращенное к Богу благодарение за все явленные Им Своему творению милости и, в том числе, за совершаемую ныне службу.

Следующая часть Анафоры — Санктус (Sanctus) начинается возгласом священника «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще» и пением известного ангельского гимна из библейской книги пророка Исаии «Свят, свят, свят Господь Саваоф…» (Ис. 6, 1-3). К тексту Санктуса также присоединяется Институцио (Institutio), содержащее повествование о Тайной Вечере и включающее в себя произнесенные Христом установительные слова Таинства Евхаристии «Приимите ядите, Сие есть Тело Мое…» и «Пийте от Нея вси, Сия есть Кровь Моя нового завета…».

Далее следует Анамнесис , что в переводе с греческого языка означает «воспоминание», ибо здесь вспоминаются Христовы «крест, гроб, тридневное Воскресение, на небеса восхождение…». Здесь же диакон особым образом совершает возношение Святых Даров.

После Анамнесиса следует Эпиклесис , что в переводе с греческого означает «призывание». Здесь происходит призывание на евхаристические хлеб и вино наития Святого Духа, с тем, чтобы Господь преложил их в Тело и Кровь Христовы. В славянской богослужебной традиции с XV-XVI столетий Эпиклесис предваряется чтением тропаря Третьего часа.

Наконец, еще одна значимая часть Анафоры — Интерцессио (intercessio), что в переводе с латинского языка означает «ходатайство». Интерцессио начинается со слов «Изрядно о Пресвятей…». Здесь совершается поминовение Богородицы, всех святых, затем усопших, вселенной, Церкви, страны, властей, воинства, патриарха, правящего епископа, живых… Анафора также имеет свое краткое завершение, начинающееся со слов «И даждь нам единеми усты и единем сердцем славити…»

В целом Литургии Иоанна Златоуста и Василия Великого, которые обыкновенно и служатся в наших православных храмах, разделяются на три части: проскомидию, Литургию оглашенных, и Литургию верных.

Проскомидия, в древнейшей богослужебной традиции чаще именовавшаяся Предложение «професис» — первая часть Литургии, за которой приготавливается вещество для совершения Евхаристии и совершается поминовение живых и усопших членов Церкви. В древности понятие «проскомидия» имело несколько иной оттенок, означая саму Евхаристическую молитву, по сути, Анафору. Однако сегодня проскомидия — это именно предварительное приуготовление хлеба и вина ради их дальнейшего, уже во время Литургии Верных, преложения в Тело и Кровь Господни. Скрытая от глаз мирян за алтарной преградой, проскомидия символически изображает Предвечный Совет Пресвятой Троицы, где еще до сотворения мира уже был приготовлен жертвенный Агнец — Сын Божий, приносящий Себя за будущий грех Адама. Кроме того, определенные действия Проскомидии также символизируют собой события, связанные с Рожеством Христа, а также с Его Распятием и погребением.

Следует подчеркнуть, что если Евхаристическое Жертвоприношение — отнюдь не символ, но дар подлинного соединения со Христом, то вот сам строй, язык, характер священнодействий Литургии, смысл ее богослужебных предметов, облачений на протяжении столетий складывался именно как символический: ведь в Литургии те или иные действия священнослужителя соединяют, связуют верующих с различными «пластами» Божественной реальности. Так, проскомидия, как уже говорилось ранее, в церковном понимании есть отражение небесной реальности Предвечного Совета Пресвятой Троицы. И весь последующий порядок, образный характер всех остальных священнодействий богослужения Евхаристии также связует нас с различными уровнями Божественного Откровения человеку. Прежде всего, через символы Литургии мы соприкасаемся с историей осуществленного Христом Домостроительства нашего Спасения: благодаря нашему участию в богослужении Литургии, мы присутствуем при событиях Рождества Христова, при выходе Христа на проповедь, становимся свидетелями Его Распятия, положения Господа во гроб, Воскресения и Вознесения. Этот «домостроительный» план, уровень символического языка священнодействий Евхаристии сосуществует, пересекается и переплетается с отражаемым в Литургии образом той Евхаристии, что совершается ныне в Царстве Небесном: за Евхаристией мы как бы восходим на Небеса и предстоим за богослужением святых Торжествующей горней Церкви — в сослужении им ангельских сил и при возглавлении этого надмирного Богослужения Самим Господом. К этим двум планам символической образности священнодействий Литургии присоединяется еще и третий: эсхатологический, в котором Литургия рассматривается как образ грядущего явления во славе Господа Иисуса Христа — в Его Втором Пришествии. Такое переплетение образов и смыслов в строе литургического богослужения становится возможным и допустимым, органичным для церковного истолкования символики Божественной Евхаристии именно благодаря тому, что сама Литургия, ее Тайна неразрывно связана со всеми этими уровнями реальности Божественного Откровения человеку. Ведь Литургия и предвечна, изначально «небесна» — в приуготовлении ее Жертвенного Агнца еще прежде сотворения мира. Кроме того, Литургия и доныне неотъемлемо обладает этим своим «небесным» характером: Совершитель Евхаристии — Сам Христос, осуществляющий, завершающий — в соборном сослужении горней Церкви — на небесах то, начало чему полагается священником за храмовым богослужением здесь, на земле. Но та же Евхаристия в своем земном плане подлинно исторична: как реализовавшаяся в осуществленном Христом на Тайной Вечери первом «земном» преложении Святых Даров и как Жертва, единая с исторической же Голгофской Жертвой Спасителя. И она же эсхатологична — недаром святоотеческая традиция утверждает: Евхаристия, как приобщение Телу и Крови Христовым будет существовать и в жизни Будущего Века. Тем самым в символическом строе Евхаристии, складывавшемся на протяжении многих столетий, одновременно и отражается содержание различных смысловых уровней святоотеческого истолкования Литургии, и является подлинная духовная, мистическая икона различных планов небесной и земной реальностей Евхаристического Таинства.

Возвращаясь к трехчастной структуре богослужения Евхаристии, состоящего из Проскомидии, Литургии Оглашенных и Литургии Верных, следует напомнить о том, что за Литургией Оглашенных в древности позволялось присутствовать не только членам Церкви, но и людям, готовящимся к принятию Крещения. И сегодня Литургия Оглашенных сохраняет в первую очередь учительный, «педагогический» характер: центральным ее моментом издревле считается чтение Священного Писания, почему ее часто называют также «Литургией Слова». В целом же этот раздел Литургии имеет приуготовительный характер, подводя нас к моменту преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Спасителя.

Главная часть чинопоследования Таинства Евхаристии — Литургия Верных. Именно во время ее совершения происходит преложение Святых Даров и Причащение православных христиан. Важнейший начальный момент Литургии Верных — Великий Вход, во время которого Дары переносятся с жертвенника на престол, что символически понимается святоотеческой традицией и как образ небесного шествия ангельских сил, и как символическое и мистическое изображение пути Христа на Страсти, и как символ Входа Господня в Иерусалим, и как прообраз грядущего Второго Пришествия Сына Божия.

Другим важнейшим моментом Литургии Верных, предваряющим собой Евхаристический канон, является звучащее в наших храмах Исповедание Православной веры — ее Символ. Именно следование и верность православным догматам является обязательным условием возможности участия человека в Таинстве Евхаристии. По слову священномученика Иринея Лионского, «наше учение согласно с Евхаристией, и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает учение».

Остановимся теперь несколько подробнее на порядке и смысле священнодействий Евхаристического канона.

После завершения пения (и одновременного чтения в алтаре духовенством) Символа Веры, дьякон возглашает: «станем добре, станем со страхом, вонмем, святое Возношение в мире приносити». Итак, мы должны со страхом и трепетом предстоять перед той реальностью, в которой священнодействует Сам Господь. Кроме того, мы должны «стоять добре» в истинной вере, которую только что исповедали в Православном Символе. Хор отвечает на слова диакона пением: «Милость мира, Жертву хваления». Здесь нам может вспомниться Божественное слово, открытое через пророка Осию: «Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Ос. 6, 6). В этих словах, звучащих от лица хора, а значит и от лица всех предстоящих в храме верных, милость, милосердие воспринимается как высочайшая жертва восхваления Бога, на которую только может быть способен человек. По мысли святого Николая Кавасилы, «милость — есть плод чистейшего и крепчайшего мира, когда душу не возбуждают никакие страсти, и ничто не мешает, чтобы она наполнилась милостью и жертвою хваления». Тем самым милость должна не просто выражаться в отдельных конкретных добрых поступках, но и являть себя как некое доброе и святое состояние человеческой души. Кроме того, милость в этих литургических словах — это еще и милосердие к нам Бога, приносящего Себя за нас в Жертву. В этом смысле наше состояние милости есть уподобление Христу есть наш ответ на ту милость, которую явил человеческому роду Господь, принеся Себя в Жертву на Голгофе.

Диакон, находившийся до этого момента на солее, поклонившись, входит южными дверями в алтарь, а священник, благословляет молящихся, преподавая им апостольское приветствие: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа, буди со всеми вами» (ср. 2 Кор. 13, 13). Хор на этот возглас отвечает также апостольскими словами: «и со духом твоим» (ср. 2 Тим. 4, 22).

Священник возглашает: «горе имеим сердца», что означает: отрешимся от всего земного и устремимся к горнему, небесному. В этих словах утверждается, что Евхаристия духовно совершается не на земле, а на небе. Как говорит святитель Иоанн Златоуст, «будем бояться, чтобы нам не остаться на земле». Но и небо здесь имеется в виду особенное — небесным сводом, вместилищем горнего Владыки, через Таинство Причащения должен стать сам человек: как восклицает тот же святитель Иоанн Златоуст, «что мне до неба, когда я созерцаю Владыку неба, когда сам становлюсь небом?».

Хор, от лица молящихся, отвечает, что все предстоящие имеют ум и сердца обращенными к Богу: «имамы ко Господу». После слов «Благодарим Господа» священник в алтаре начинает тайное чтение Евхаристической молитвы Анафоры, которая то и дело прерывается пением хора, возгласами, но при этом, как уже было сказано, являет нам, вместе с этими пением и возгласами, один неразрывный текст.

После возгласа «Благодарим Господа» диакон переходит с южной стороны престола к его северной стороне, целует его, кланяется предстоятелю, и становится у престола. Хор поет «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице единосущней и нераздельней». Священник читает тайную молитву: «Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити…» Здесь выражается благодарение за явленные миру Божественные благодеяния: за промышление о мире, за милосердие к человеческому роду, за Искупительный подвиг. Эта часть молитвы служит переходом к ангельскому славословию.

Молитва Анафоры обращена к Богу Отцу: именно Его просит священник освятить хлеб и вино, преложить их в Тело и Кровь Спасителя, ниспослать на них Своей властью Святого Духа. Почему же молитва Анафоры обращена только к одному Богу Отцу? Ведь мы знаем, что вся Пресвятая Троица участвует в каждом из творческих и промыслительных, освятительных Божественных действий совместно — свойственным каждому из Лиц образом, способом. Конечно же, это верно и в отношении Литургии, где Евхаристические Дары также прелагаются и освящаются при участии не только Отца, но и приносящего и одновременно принимающего эту Жертву Сына, а также сходящего на Дары и прелагающего их этим Своим схождением Духа. Святой Николай Кавасила объясняет причину того, почему молитва Анафоры обращена к одному Богу Отцу так: «для чего священник к освящению Даров призывает не Сына, тогда как Он, как сказано, и Священник и освящает, а Отца? Чтобы ты знал, что Спаситель освящает не как человек, а как Бог, по Божественному Своему могуществу, которое у Него одно с Отцом». Да, Пресвятая Троица всякое Свое действие осуществляет совместно: ни одно действие Божественные Лица обособленно Друг от Друга не совершают — ведь в Пресвятой Троице пребывает нерасторжимое единство энергии (силы, деятельности), единство воли. Всякое действие благодати берет свое начало в Боге Отце, осуществляется Сыном и завершается Святым Духом. И вместе с тем молитвы Анафоры, обращенные к Богу Отцу, составлены авторами Литургий именно так с одной особой целью: показать, что хотя вся Пресвятая Троица и участвует в совершении этого Таинства, Христос, Сын Божий ставший человеком, участвует в деле освящения Даров, в их преложении не силой Своей человеческой природы , а только одним Своим Божеством , которое у Него едино с Отцом и Духом. Итак, человечество Христа в деле освящения Даров участия не принимает: такое участие в преложении принимает — Своей энергией, силой — только одно Его Божество, соработая, сослужа при этом Отцу и Духу.

Но вернемся к рассмотрению порядка совершения Евхаристического канона. Далее тайное чтение молитвы Анафоры прерывается священническим возгласом «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще…». Слова этого священнического возгласа сопровождаются особыми действиями диакона. Он поднимает правой рукой с дискоса звездицу (две перекрещивающиеся выгнутые металлические пластины, которые покрывают собой дискос с Агнцем, являясь символом Вифлеемской звезды) и затем, держа ее вместе с зажатым между пальцами орарем, творит ею над дискосом образ креста — в параллель со звучащими в этот момент словами: «победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще». Затем диакон складывает звездицу и, поцеловав ее, кладет на в центре престола. Снятие звездицы, четырехкратное крестообразное прикосновение ее краев к краям дискоса, символически выражает удивление и преклонение небесных сил перед Тайной Святой Евхаристии.

Хор отвечает на священнический возглас пением: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея; осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне, осанна в вышних». Здесь содержатся цитата из приведенной в книге пророка Исаии ангельской песни (Ис. 6, 3), а также слова, которыми встречала Христа толпа при Его Входе в Иерусалим (Мф. 21, 9).

Если предыдущая часть тайной молитвы Анафоры, начинавшаяся со слов «Достойно и праведно Тя пети…» говорила в основном о творческой деятельности Бога, то ее следующий раздел, начинающийся фразой «С сими и мы блаженными силами…», прославляет Искупительный подвиг воплотившегося Сына Божьего.

Священник тайно дочитывает эту часть молитвы до слов «даде святым Своим учеником и апостолом, рек» и, указывая рукой на дискос с Агнцем (Агнец — кубическая по форме сердцевина просфоры, особым образом изъятая из этой просфоры еще во время Проскомидии), громко произносит: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов». Хор отвечает ему пением «аминь». Далее священник тайно произносит слова «Подобне и чашу по вечери, глаголя», и, затем, указывая на Чашу, возглашает: «пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя новаго завета, яже за вы и за многи изливаемая во оставление грехов». Хор вновь поет «аминь».

Произнесенные Господом за Тайной Вечерей слова установления Таинства издревле являлись неотъемлемой частью литургийной Анафоры. Вместе с тем в многочисленных чинопоследованиях Литургий древних поместных Церквей эти установительные слова Спасителя очень разнятся по своей форме, сближаясь то с одной, то с другой версией этого новозаветного текста: у трех Евангелистов и у апостола Павла установительные слова Христа приводятся в различных вариантах, редакциях. Уже хотя бы поэтому, слова «приимите, ядите…» и «пийте от нея вси» нельзя рассматривать как некую универсальную и неизменную «тайносовершительную формулу» Евхаристии — как это делают католики. Как известно, католики считают, что именно силою этих установительных слов (мы с вами уже говорили о том, что в этом западном учении присутствует некий оттенок магизма) хлеб и вино в Таинстве Евхаристии пресуществляются в Тело и Кровь Христовы. Но, повторюсь, можно ли здесь говорить о какой-либо тайносовершительной формуле, если в различных чинопоследованиях древних Литургий не было изначально устоявшегося варианта этих слов Спасителя?

Следует иметь в виду и то, что эти установительные слова Христа звучат в православных Анафорах святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста во вполне определенном контексте — в контексте сугубо повествовательном, а не мистическом. Перед тем как возгласить «приимите, ядите…», священник в алтаре тихо, зачастую — про себя (этих слов мы, стоящие в храме, не слышим), читает о том, что Христос «все, еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот, приемь хлеб во святыя Своя и пречистыя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом, рек…». То есть эти установительные слова Господа не произносятся священником обособленно — сами по себе, как некая священная формула — а включаются в контекст общего повествования о новозаветном событии Тайной Вечери: Господь сделал то-то, а затем сказал то-то… Господь взял в Свои руки хлеб, благословил его, преломил его и сказал такие-то слова, потом взял чашу, благословил ее и произнес такие-то слова. Здесь — в Анафоре древней Православной Литургии святого Иоанна Златоуста — лишь приведен рассказ о том, как Христос установил Таинство Евхаристии. Именно поэтому учение католиков о том, что Таинство Евхаристии совершается силой установительных слов Христа, православной богословской традиции также представляется чуждой.

Затем, после произнесения установительных слов, священник продолжает чтение тайной молитвы: «Поминающе убо спасительную сию заповедь, и вся яже о нас бывшая: крест, гроб, тридневное Воскресение, на небеса восхождение, одесную седение, второе и славное паки пришествие…» Мы видим: Церковь вспоминает не только о прошлом, но и грядущем — о еще не совершившемся «втором и славном паки пришествии»! Здесь перед нами — воспоминание о будущем. Каким образом это становится для нас возможно? Мы с вами говорили об этом уже не раз: в Литургии, простирающейся на все времена, стирается грань между прошлым, настоящим и будущим — стирается настолько, что мы можем вспомнить как «дело прошлое» даже Конец света и Страшный Суд. В Литургии мы вступаем в реальность Богоприсутствия, где время не имеет власти, потому что там властвует лишь Божественная вечность.

В конце этой молитвы священник произносит слышимый нами возглас: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». При этом диакон, сложив крестовидно руки, берет в правую руку дискос, а в левую — потир, возвышает, возносит их над престолом и затем ставит на место. Это очень древний обряд чинопоследования Евхаристии: ведь само слово «анафора» в переводе и означает «возношение».

Каков же содержательный смысл произносимого здесь священником возгласа? Его можно понять приблизительно так: Твои нам дары (хлеб и вино), Господи, мы сейчас возносим к Тебе от лица Твоих верных, чтобы Ты преложил их в Тело Твое и Кровь, отдаваемые Тобою за всех и за вся». Тем самым Церковь свидетельствует: все в мире принадлежит одному лишь Богу, и даже эти Дары, которые мы возносим Ему, нам не принадлежат; все во Вселенной — Божие достояние, в том числе и эти хлеб и вино.

В ответ на слова священника вступает хор: «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молимся Ти ся, Боже наш». Во время пения этих слов священник молится о ниспослании Святого Духа на прелагаемые Дары: «еще приносим Ти словесную сию и безкровную службу, и просим, и молим, и мили ся деем, низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащыя Дары сия». По прочтении этих слов совершающее Литургию духовенство трижды поклоняется перед престолом.

Мысль о том, что Дары прелагаются именно силой сходящего на них Святого Духа, является для православной традиции важнейшей; тема эта — одна из центральных в богословии Евхаристии. Об этом говорит святитель Иоанн Златоуст: «Тáинственные Тело и Кровь никак не могут соделаться без благодати Духа». Евхаристия — не только соединяет нас со Христом, пересозидая в Его Тело и Кровь; она также является для христианина и одним из совершеннейших путей его единения со Святым Духом. О том же пишет и святитель Амвросий Медиоланский (IV век), приводя очень неожиданное сравнение, дерзновенный образ опьянения — через Евхаристическое общение — благодатью Святого Духа, «всякий раз, как ты пьешь (Кровь Христову) получаешь отпущение грехов и опьяняешься Духом. Поэтому сказал апостол: «не опьяняйтесь вином, но исполняйтесь Духа» (ср. Ефес. 5, 18). Ибо опьяненный вином качается и шатается, опьяненный же Духом укореняется во Христе»…

Известно, что в древней Церкви разгорелась самая настоящая «богословская война» по вопросу о том, в какой же момент и каким образом хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа. В противовес католикам, утверждавшим, что Таинство совершается в момент произнесения установительных слов Господа и силою этих слов, православные настаивали на том, что Евхаристия осуществляется схождением на Дары призываемого на них Церковью Святого Духа. При этом православные толкователи Литургии подчеркивали, что совершительную силу здесь имеют не сами слова, а свободно, по дару любви, действующая в ответ на них Божественная благодать. Вскоре, однако, православные, вслед за католиками, начали искать свою тайносовершительную формулу Евхаристии. Как уже говорилось ранее, сама эта идея существования неких «волшебных слов», которые меняют природу хлеба и вина, превращая их в Тело и Кровь Господни, вошла в сознание православных христиан именно с Запада. В результате они стали отыскивать в чинопоследовании Литургии свои, альтернативные католикам, «волшебные слова» и обнаружили их во фразе, о которой будет сказано подробнее чуть дальше: «преложив Духом Твоим Святым».

При этом, ради усиления доказательности того утверждения, что преложение совершается не благодаря произнесению установительных слов Христа, а именно наитием Святого Духа, осуществляемым через произносимую священником фразу «преложив Духом Твоим Святым», в православную Анафору — причем лишь в ее славянской редакции — в XV-XVI столетиях был включен тропарь Третьего часа. В греческой же богослужебной традиции этот тропарь за Литургией не звучит вообще. У нас он читается священником после слов молитвы Анафоры «…низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащыя Дары сия». Вот текст этого тропаря: «Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отими от нас, но обнови нас молящих Ти ся». Священник читает тропарь трижды, а диакон в промежутках между этими чтениями произносит известные стихи из 50-го псалма: «Сердце чисто созижди во мне, Боже…» и «Не отвержи мене от Лица Твоего…», где также упоминается Святой Дух. Итак, эти тексты были включены в текст Анафоры в противовес католикам, — чтобы еще более усилить, подчеркнуть две богословские идеи: Дары освящает Святой Дух , причем Он призывается Церковью и освящает хлеб и вино уже после произнесения священником установительных слов Христа.

Следует все же признать, что тропарь Третьего часа оказался в тексте Анафоры не совсем на своем месте, разрывая ее и текстовое, и смысловое — богословское — единство. Все дело в том, что текст молитвы Анафоры обращен к Богу Отцу; тропарь же Третьего часа обращен уже не к Отцу, а к воплотившемуся Богу Сыну. Посмотрите: ««Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый…» — текст молитвы обращен ко Христу, Чьими учениками и были апостолы. Тем самым прямо посреди единой и неразрывной Анафоральной молитвы Церковь вдруг начинает обращаться со своими прошениями совсем к иному, чем прежде, Лицу Пресвятой Троицы… Во многих русских Служебниках этот текст тропаря помещается в квадратных скобках — как не вполне обязательный; вместе с тем, его чтение за Литургией стало столь традиционным и привычным, что его мало где сокращают. В любом случае на подобное сокращение — как и на любые другие изменения в практике служения Евхаристии — необходимо специальное благословение правящего архиерея.

Вслед за чтением тропаря Третьего часа наступает центральный момент Евхаристического канона — время призывания Святого Духа на Евхаристические Дары. Дьякон, указывая орарем на дискос и склонив главу, говорит: «Благослови, владыко, Святый Хлеб». Священник вплотную подходит к престолу и, благословляя лежащий на дискосе хлеб, произносит: «И сотвори убо Хлеб сей Честное Тело Христа Твоего». Дьякон отвечает «аминь» и затем вновь обращается ко священнику: «благослови, владыко, Святую Чашу», и указывает на нее орарем, склонив при этом главу. Священник благословляет Чашу, говоря: «А еже в Чаши сей, Честную Кровь Христа Твоего». Диакон вновь говорит «аминь», и затем, показывая орарем вместе и на дискос, и на Чашу, призывает священника: «благослови, владыко, обоя». И священник, в ответ на этот призыв, благословляет вместе и дискос, и Чашу: «Преложив Духом Твоим Святым». Тем самым, произнося за каждой Литургией эти слова, священник как бы вновь и вновь утверждает: не я, но Сам Господь прелагает силой Своего Святого Духа эти хлеб и вино в Свои Тело и Кровь. Диакон трижды говорит: «Аминь, аминь, аминь». Затем они оба делают земной поклон.

Об этом важнейшем моменте Евхаристического Жертвоприношения святой Николай Кавасила говорит так: «Дары освящены, Жертва уготована, великий и священный Агнец, закланный за грехи мира, зрится лежащим на Священном Престоле. Ибо Хлеб Тела Господня уже не образ, не дар, представляющий только вид истинного дара, уже носит в себе не изображение некое спасительных страданий, как бы на картине, но есть самый истинный Дар, самое Всесвятое Владычнее Тело, истинно приявшее все оные укоризны, поношения, раны, распятое, прободенное, «свидетельствовавшее при Понтийстем Пилате доброе исповедание» (1 Тим. 6, 13), претерпевшее заушения, биение, заплевания, вкусившее желчь. Подобным образом и вино есть самая Кровь, истекшая из прободенного Тела. Это та Плоть и та Кровь, которые соединены Духом Святым в одно Тело, рожденное от Святой Девы, погребенное, воскресшее в третий день, восшедшее на небеса и седящее одесную Отца».

Здесь святой Николай Кавасила подчеркивает, что мы причащаемся не только Тела распятого Христа, но и Его Тела погребенного, воскресшего, вознесенного и сидящего одесную Отца. То есть, говоря святоотеческим языком, христиане в Евхаристии причащаются преображенного Воскресением, прославленного Тела Господа. По Своем воскресении, Тело Господне приобрело особенные удивительные возможности и способности: проходить затворенными дверями (Ин. 20, 19), оказываться то узнанным, то не узнанным (Ин. 20, 14), внезапно исчезать (Лк. 24, 31), наконец вознестись на небо (Лк. 24, 51) и воссесть одесную Отца (Колос. 3, 1). Одним из следствий подобных приобретенных человеческой природой Христа качеств стало и то, что у нас появилась поразительная возможность — в каждой подаваемой нам частице Евхаристии вкушать всего Христа, приобщаться всей полноте, утративших любые пространственные ограничения, Его Тела и Крови. Как пишет святитель Евтихий Константинопольский, «все святое Тело и всю драгоценную Кровь Господа принимает всякий, хотя бы он принимал часть их; потому что Он (Христос) неделимо разделяется во всех по причине соединения…»

Итак, причащаясь одной маленькой частички Евхаристии, православные христиане принимают в себя всего Христа и прелагаются в Него, сами делаются Телом Христовым. Со-умерев и со-воскреснув с Господом в Таинстве Крещения и еще более полно соединившись с Ним в Божественной Евхаристии, сделавшись Ему «сотелесными», христиане тем самым получают и залог того, что, воскреснув некогда для жизни вечной во Втором и славном Пришествии Христовом, они приобретут те же телесные свойства, которыми обладает и прославленная Плоть Спасителя. Христос пришел в мир не только для того, чтобы нас искупить, но и для того, чтобы сделать нас сообразными Себе, для того, чтобы нас обожить, для того, чтобы мы приобрели — по дару благодати — свойства Его прославленного человеческого естества, для того, чтобы мы, участвуя в Таинствах Христовых и, прежде всего, в Божественной Евхаристии, смогли совознестись с Христом и совоссесть вместе с Ним, по дару усыновления, одесную Отца…

Но вернемся к Евхаристическому канону. После троекратного возгласа «аминь, аминь, аминь» диакон обращается к священнику: «Помяни мя, святый владыко, грешнаго». Священник отвечает: «да помянет тя Господь Бог во царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков». Диакон говорит « аминь» и отходит в сторону.

На этом этапе Литургии прежнее столь активное звучание в ней символических элементов значительно сокращается — время символов завершается; мы вступаем теперь в ту реальность, с которой до сих пор — всем предшествующим строем Литургического богослужения — были связаны только посредством символов. Теперь уже Церковь предстоит осуществившейся Евхаристии — истинным Телу и Крови Господа, приобщаясь Которым каждый христианин призван достичь собственной природной и собственной ипостасной Богопричастности.

Непосредственно к призыванию Святаго Духа примыкает последующее моление священника о причащающихся: «Якоже быти причащающимся, во трезвение души, во оставление грехов, в приобщение Святаго Твоего Духа, во исполнение Царствия Небеснаго, в дерзновение еже к Тебе, не в суд, или во осуждение». Затем священник читает: «Еще приносим Ти словесную службу, о иже в вере почивших, праотцех, отцех, патриарсех, пророцех, апостолех…» и так далее. Священник, сразу же после преложения Даров, начинает совершать ходатайство за весь мир, за всю Церковь. Он предстоит перед Богом в своем заступлении за всю вселенную.

Далее следует воспоминание о Божией Матери. Священник принимает из рук диакона кадило и, покадив перед престолом, громко возглашает: «изрядно (то есть, в особенности — П. М.) о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии». Хор поет «задостойник». Это или песнопение «Достойно есть яко воистинну блажити Тя Богородицу…», или иной, предусмотренный богослужебным уставом, текст (например, за Литургией святителя Василия Великого это, как правило, песнопение «О Тебе радуется…»).

Здесь Церковью воздается почитание Пречистой Богоматери — как безмужно и непорочно родившей Христа, как достигшей предельно возможной для человека степени обожения, как сделавшейся превысшей ангельских чинов. Вслед за прославлением Богоматери, священник в продолжающейся тайной молитве Анафоры воспоминает «о святем Иоанне Пророце, Предтечи и Крестители, о святых славных и всехвальных апостолех, о святем… (здесь поминается святой дня), егоже и память совершаем, и о всех святых Твоих, ихже молитвами посети нас, Боже».

Затем священник молится об усопших, о епископстве и священстве, о вселенной, о Церкви, о властех и воинстве, о Патриархе и правящем архиерее. Поминовение Патриарха и архиерея возглашается уже не тайно, а вслух.

Следует обратить внимание на издавно присутствующее в тексте интерцессио моление о властях. Прежде, в советские годы, русских православных христиан упрекали за то, что их Церковь молится о безбожной власти — как раз из-за подобных прошений в богослужебных молитвах и ектениях. Но давайте посмотрим, каким же образом в тексте Литургии поминается эта власть: «Даждь им, Господи, мирное правление, да и мы в тишине их тихое и безмолвное житие поживем, во всяком благочестии и чистоте». Смысл этих слов может пониматься примерно так: Господи, мы молим Тебя о людях, властвующих над нами, чтобы их правление было мирным, чтобы они не натворили никаких бед, чтобы в нашей стране не случилось никаких нестроений. А если говорить еще проще, то значение этой молитвы в советские годы верующими людьми понималось примерно следующим образом: Господи, не дай им «разгуляться» и сотворить что-либо против православных христиан. В этом смысле естественно молиться о любых, даже самых страшных, самых безбожных «властех и воинстве» — чтобы Господь не попустил им уничтожить Церковь Христову. В подобном же значении православные верующие молились о безбожных властях не только в коммунистическую эпоху: точно также и христиане первых столетий молились о языческих императорах.

Об этой — ходатайственной — части Литургии святитель Иоанн Златоуст говорит так: священник молится «за всю вселенную, и умилостивляет Бога за грехи всех, не только живых, но и умерших… Он так приступает к Богу, как бы ему вверен был весь мир и сам он был отцом всех, прося и умоляя о прекращении повсюду войн и усмирении мятежей, о мире и благоденствии, о скором избавлении от всех тяготеющих над каждым бедствий…».

После гласного поминовения Патриарха и правящего архиерея, хор поет: «и всех и вся». А священник продолжает тайную молитву Анафоры: «Помяни, Господи, град сей…». Он молится обо всем мире, о живущих во всех городах христианах, о плавающих, путешествующих, и так далее. В конце молитвы иерей возглашает: «И даждь нам единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое Имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков»; хор поет: «аминь». Священник обращается лицом на запад, к молящимся, благословляет их из алтаря и произносит: «и да будут милости Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами». Хор, от лица молящихся, отвечает: «и со духом твоим».

Здесь Анафоральная часть Литургии завершается. Далее Церковь готовится к Причащению: к Приобщению пребывающим в алтаре Телу и Крови Господа Иисуса Христа.

В заключение этого краткого разбора порядка священнодействий Евхаристического канона следует сказать еще несколько слов о духовном смысле двух — следующих за Анафорой — моментов чинопоследования Евхаристии.

Во-первых, стоит напомнить, что одним из центральных моментов богослужения Литургии является пение молитвы «Отче наш», воспринимаемой церковной традицией именно как молитва, неразрывно связанная по смыслу с Таинством Евхаристии. Вероятно, текст «Отче наш» был включен в чин этого Таинства с самого начала его существования — еще в ту пору, когда христиане совершали Евхаристию по ветхозаветному пасхальному ритуалу. Собственно евхаристическими по своему смыслу здесь являются слова «хлеб наш насущный даждь нам днесь…» В святоотеческом истолковании у этой фразы обнаруживается как бы несколько «уровней» духовного значения. Первый смысл этих слов молитвы таков: «хлеб насущный» — это обыденная, необходимая для нашего телесного существования, физическая пища, о даровании которой мы и просим Господа. Второй смысл — хлеб как обращенное к человеку слово Божие; вспомним евангельские Слова Спасителя: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4; ср. Втор. 8, 3). И, наконец, третий смысл этих слов молитвы «Отче наш» таков: «хлеб насущный» — это хлеб Евхаристический, хлеб, прелагаемый в Тело Господне. Об этом смысловом значении слов «хлеб наш насущный» свидетельствуют многие Святые Отцы и учители Церкви. Вот что, например, говорит об этом Тертуллиан: «испрашивая хлеба насущного, мы молимся о непрестанном пребывании во Христе, чрез приобщение Тела Его». А вот какое неожиданное истолкование евхаристического понятия «хлеб насущный» дает святитель Кирилл Иерусалимский: «хлеб обыкновенный не есть насущный, а сей святый хлеб (Тело Господа) есть насущный , то есть имеющий действие на сущность души. Сей хлеб сообщается всему твоему составу к пользе души и тела». Мы видим: в двух первых приведенных смыслах слово «насущный» означает хлеб, необходимый для нашей жизни, для благополучия тела и души христианина. В третьем же смысле «насущный хлеб» может пониматься как таинственно воздействующий на самую сущность человека, преображающий ее — поистине пересозидающий нас во Христе в «новую тварь».

Во-вторых, необходимо сказать несколько слов и о значении очень важного по смыслу евхаристического возгласа, который мы слышим уже непосредственно перед раздроблением Агнца и началом причащения в алтаре духовенства. Священник берет с дискоса Агнец и, вознося его над дискосом, возглашает: «Святая святым»; хор же отвечает ему пением: «Един Свят, Един Господь, Иисус Христос, во славу Бога Отца. Аминь». Как же нам понимать эти слова — «Святая святым»? Неужели в том смысле, что «Святая» — Евхаристия — предназначена только для тех, кто уже достиг подлинной святости, духовного совершенства во Христе, обожения? Но тогда мы, наверное, вообще никогда не посмеем претендовать на приобщение к этой Святыне, не сможем приступить к Евхаристической Чаше: разве мы настолько святы, чтобы посчитать себя вполне достойными приобщиться Телу и Крови Христовым? Напротив, мы грешны, и никогда не оказываемся вполне духовно готовыми приступить к Евхаристии. Но тогда, быть может, нам вообще никогда нельзя причащаться? Неужели мы всякий раз приобщаемся Святых Христовых Таин в суд и во осуждение?

И все же нам следует помнить о том, что наименование «святые» прилагается в Церкви Христовой не только к тем, чьи имена запечатлены в православных святцах — в каком-нибудь апостольском или святительском чине. Конечно же, Церковь, по слову преподобного Исидора Пелусиота, это подлинно «собрание святых, соединенных правою верою и доблестным житием». И, вместе с тем, святые — это не только, те, кто, достигнув полноты духовного совершенства, уже канонизированы Церковью, но и те, кто этой святости пока лишь ищут. Вспомним, как обращается апостол Павел в своем Послании ко всей полноте Римской церкви, которая, конечно же, состояла не только из одних святых: «всем находящимся в Риме возлюбленным Божиим, призванным святым» (Рим. 1, 7). В Церкви Христовой свят тот, кто стремится к единению с Богом, кто совершает дело своего Спасения, кто участвует в Таинствах, — всякий верный Христу православный человек. В этом смысле «Святая» — Евхаристия — предназначена не только святителям и преподобным, но и нам: тем, кто пусть и не святы, но этой святости жаждут, тем, кто однажды уже получили залог этой святости в даре благодати Крещения и в «личной Пятидесятнице» — Миропомазании, и теперь этот залог призваны реализовать...

Эту мысль подтверждают и древние Святые Отцы. Вот что говорит о смысле евхаристических слов «Святая святым» и о значении следующего за ними ответа — «Един Свят, Един Господь, Иисус Христос» — святитель Кирилл Иерусалимский: «Святая — это предлежащие Дары, принявшие наитие Святого Духа. Святы и вы, сподобившиеся Духа Святого. Итак, «Святая — святым» приличествует. На сие вы говорите: «Един Свят, Един Господь, Иисус Христос». Ибо поистине свят Един, Кто по естеству свят (то есть Бог — П. М.). И мы святы, но не по естеству, а по причастию, подвигу и молитве». А вот что по этому поводу замечает святой Николай Кавасила: «священник возглашает «Святая святым», как бы говоря: “вот Хлеб Жизни, Который вы видите. Идите, стало быть, причащайтесь, но не все, а тот, кто свят. К Святыне допускаются только одни святые”. Под святыми же здесь подразумеваются не только совершенные в добродетели, но и те, кто тяготеет к совершенству, но его еще не достигли. И этим (христианам) ничто не мешает освятиться причастием Святых Таинств, и этой частью Святыни (то есть силой Евхаристии — П. М.) стать святыми»…

В этом смысле очень важно помнить: при разговоре о православном догматическом учении, об аскетике, об опыте умной молитвы, о христианской мистике, наконец о Таинствах мы много и часто используем возвышенные и загадочные святоотеческие образы, очень легко, как бы «играючи» приводим в наших богословских рассуждениях страшные, духовно-ответственные слова вроде понятий «обожение», «преображение», «боговидение», — и так легко порой всем этим «жонглируем», почти «играем», упиваемся, как будто все это — неотъемлемая часть наших личных духовных достижений, собственного опыта святости… Одна из самых опасных вещей в изучении православного богословия, в том числе и богословия Таинств, — это превращение наших рассуждений о вероучении Церкви в некую легковесную христианскую «романтику», догматическую «поэзию», сочиняемую на стихотворный размер соборных формул и святоотеческих писаний. Порой, мы так привыкаем «авторитетно» судить о вершинах святости и пределах боговедения, что нам начинает казаться будто мы сами уже давным-давно достигли этих пределов. И тогда мы совсем забываем о том, что мы, ко всему прочему, не только «богословы», но еще и грешники. Что мы живем в Церкви, постигаем ее учение не для того, чтобы почить на лаврах собственной образованности, а чтобы в этой Церкви спастись. Что мы рассуждаем о Таинствах не для того, чтобы выяснить насколько же мы просияли светом Божественной благодати с момента последней Литургии, а чтобы победить и искоренить живущий в нас грех.

Да мы призваны к святости Самим Богом — «Святая святым» — но чтобы этой святости достигнуть, нам необходимо сначала вспомнить о том, что мы — грешники.

Всякое церковное Таинство это еще и молитва. Чего же нам просить в такой молитве? Вслед за святым Николаем Кавасилой, хочется верить, что в ней «мы просим Бога не о том, чтобы Он нас увенчал, но чтобы Он нас помиловал».

Главная часть евхаристического богослужения, сохранившаяся в своем плане и общем содержании молитв от древнейших времен, называется евхаристическим каноном, евхаристической молитвой в узком смысле этого слова или анафорой, потому что в ее центральном моменте совершается возношение (от άναφέρω) Святых Даров. Несмотря на все исторические влияния, имевшие место в богослужебной жизни, и на преобразовательные действия отдельных литургистов, эта часть в своем содержании претерпела меньше всего изменений. Менялись слова молитв, сами молитвы удлинялись или сокращались, в некоторых типах литургий (Александрийская и Месопотамская) ходатайственная молитва заняла то или иное положение в каноне, но само содержание молитв, главные мысли, в них вложенные, богословские идеи анафоры сохранились неизменными. Хотя харизматические молитвы "Учения 12 апостолов" и литургии времен Иустина Философа остались незапечатленными, но все же традиция ревностно охраняла самый дух этих молитв и передавала их из поколения в поколение. Вполне уместно говорить об апостольской традиции и в каком-то условном смысле о том, что молитвы современных литургий в границах евхаристического канона ведут свое происхождение от времен апостольских.

После прочтения Символа веры диакон возглашает: "Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение (τήν άγίαν άναφοράν) в мире приносити", - и тотчас же он входит в алтарь.

Святой Иоанн Златоуст объясняет это так, что мы должны стоять, как приличествует человеку стоять пред Господом, со страхом и трепетом, и в трезвении духа (Беседа 4 о непостижимости Божией природы). Николай Кавасила относит эти слова к Символу веры, т. е. убеждает нас твердо стоять в этом исповедании веры, не уклоняясь к еретическим соблазнам.

По предписанию нашего служебника, диакон по входе в алтарь берет одну из рипид и благоговейно веет ею над Дарами; за неимением рипид он это должен делать одним из покровцов. На практике это редко исполняется. Иерусалимский литургикон ничего не говорит о таких действиях диакона.

На слова диакона певцы отвечают: "Милость мира, жертву хваления" - что, по объяснению Николая Кавасилы, значит, что мы приносим "милосердие Тому, Кто сказал: милости хочу, а не жертвы. Милость же есть плод чистейшего и крепчайшего мира, когда душу не возбуждают никакие страсти и когда ничто не мешает, чтобы она наполнилась милостию и жертвою хваления". Эта жертва со стороны Бога есть величайшее милосердие к нам и плод примирения с Богом, тогда как с нашей она является величанием всего Божьего домостроительства.

Священник обращается к народу с заключительными словами 2-го послания к Коринфянам (13:13): "Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа, буди со всеми вами". Это очень древний обычай, но, как уже указывалось выше, не все восточные литургии в этом тождественны. Если это утвердилось в литургиях Палестинско-антиохийских (СА VIII, апостола Иакова в обеих редакциях, святого Иоанна Златоуста и святого Василия) и Месопотамских, то Александрийские литургии предпочитают этому возгласу слова: "Господь со всеми вами". Это подтверждают эфиопские церковные постановления, Веронский фрагмент, литургия апостола Марка, святого Кирилла Александрийского, Абиссинская литургия святых апостолов.

Если обратиться к тому, что в исторической критике текста называется "Formgeschichte" [история форм (нем.)] данного отрывка литургии, то очевидным становится параллелизм между ним и последней перикопой 2-го послания к Коринфянам, а не только его заключительным 13-м стихом XIII гл.

Не заканчивал ли апостол Павел свое послание к Коринфянам целым евхаристическим отрывком?

На это приветствие священника певцы отвечают: "И со духом твоим" (2Тим. 4: 22).

Священник продолжает: "Горé имеим сердца" (ср. Плач 3:41).

Певцы: "Имамы ко Господу".

Священник: "Благодарим Господа" (Иудифь 8:25).

Певцы: "Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней".

Священник читает молитву praefatio.

Возглас "Горé имеим сердца" - один из древнейших литургических возгласов. Эфиопские церковные постановления предписывают эти слова в том случае, когда вечернее собрание при внесении светильника переходит в евхаристическое собрание; если же не бывает приношения, то и слова эти не должны быть произносимы. Эти же слова находим и в Веронском фрагменте; их упоминает и святой Киприан Карфагенский ("О молитве Господней"), не говоря уже о том, что они встречаются у всех последующих писателей: святого Кирилла Иерусалимского, Златоуста, Анастасия Синаита и др.

Эти слова, по предписанию иерусалимского служебника, надо произносить с воздетыми руками. Наш служебник этого не указывает, но почти повсеместная практика узаконила это. Некоторые иереи после слов "Благодать Господа нашего…" остаются обращенными лицом к народу и слова "Горé имеим сердца" произносят также лицом на запад. Настольная книга не одобряет этого новшества. При произнесении возгласа "Благодать Господа нашего…" священник осеняет народ крестным знамением.

В России утвердился обычай звонить ко времени евхаристической молитвы, т. е. при словах "Благодарим Господа". Это так называемый звон к "Достойно". Свое начало он ведет от времен Патриарха Иоакима (1674-1690 гг.). Но звон этот совершался при возгласе священника "Изрядно о Пресвятей…", т. е. ко времени пения "Достойно есть яко воистинну.…" Когда совершилась перемена и начали звонить к началу евхаристической молитвы, не известно. Надо признать, что древний обычай более осмыслен, ибо он возвещает верующим время совершения Таинства, а не начало евхаристического канона. Впрочем, кое-где в России звон этот удержал свое первоначальное место непосредственно после преложения Святых Даров. На Востоке, благодаря тому, что турки, не вынося колокольного звона, запрещали колокола, в церквах удержались древние била (металлические и деревянные). Там ударяют в било к началу Литургии, но во время совершения Евхаристии никакого звона не положено. Следует, впрочем, сказать, что у греков обычно священник по окончании причащения ударяет лжицей о дискос, чтобы дать знать певцам о времени кончить пение запричастного стиха. У сербов, вероятно, под влиянием близкого соседства с католиками, установилась практика звонить в алтаре в маленький звоночек во время пения "Тебе поем..;" звонят при этом трижды: после благословения святого Хлеба, святой Чаши и после "Преложив Духом Твоим Святым". Этим дается указание молящимся о времени совершившегося Таинства.

Словами "Благодарим Господа" священник начинает саму евхаристическую, т. е. благодарственную молитву. По этим словам и сама служба называется Евхаристией, и это название - одно из самых древних наименований Литургии. Сам Господь на Своей прощальной Вечере, преподавая ученикам Тело и Кровь, предварительно благодарил Отца (Лк. 22:17-19). Все без исключения древние литургии, начиная с "Учения 12 апостолов" и литургии, описанной у святого Иустина Философа, начинают анафору именно этими словами "благодарим Господа". И все евхаристические молитвы, начиная от древнейших, имеют своим содержанием благодарение Господа за все Его блага. Как это было видно из предшествовавшего исторического обзора, в первой части евхаристического канона, praefatio, священник обращается к Богу с благодарением за все благодеяния и в особенности за творение мира, за промышление о нем, за милосердие к роду человеческому, за искупительный подвиг Его Сына и за все явленные и неявленные блага вообще, дарованные Богом через Его Единородного Сына страдающему роду людскому. Эта молитва является переходом к ангельскому славословию.

Литургия святого Иоанна Златоустого

"Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити (2 Фесс. 1:3), Тебе покланятися на всяком месте владычествия Твоего (Пс. 102:22): Ты бо еси Бог неизреченен, недоведом, невидим, непостижим, присно Сый, такожде Сый, Ты и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый: Ты от небытия в бытие (Прем. 1:14) нас привел еси, и отпадшия восставил еси паки, и не отступил еси вся творя, дондеже нас на Небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее. О сих всех благодарим Тя, и Единороднаго Твоего Сына, и Духа Твоего Святаго, о всех, ихже вемы и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас. Благодарим Тя и о службе сей, юже от рук наших прияти изволил еси, аще и предстоят Тебе тысящы (Дан. 7:10) архангелов и тьмы ангелов (Евр. 12:22), Херувими и Серафими, шестокрилатии (Ис. 6:2), многоочитии, возвышающиися, пернатии (Иез. 1:7; 18; 21; Апок. 4:8)".

Литургия святого Василия Великого

"Сый Владыко, Господи (Иер. 1:6) Боже Отче Вседержителю покланяемый! Достойно (2 Фесс. 1:3) яко воистинну, и праведно, и лепо великолепию святыни Твоея (Пс. 144:5), Тебе хвалити, Тебе пети, Тебе благословити, Тебе кланятися, Тебе благодарити, Тебе славити Единаго воистинну Сущаго Бога, и Тебе приносити сердцем сокрушенным и духом смирения (Дан. 3:39) словесную сию службу (Рим. 12:1) нашу: яко Ты еси даровавый нам познание Твоея истины (Евр. 10:26). И кто доволен возглаголати силы Твоя, слышаны сотворити вся хвалы Твоя (Пс. 105:2), или поведати вся чудеса Твоя (Пс. 25:7) во всяко время (Пс. 33:2); Владыко всех (Иов. 5:9), Господи небесе и земли (Мф. 11:25), и всея твари (3 Мак. 2:2), видимыя же и невидимыя, седяй на престоле славы и призираяй бездны (Дан. 3:54-59), безначальне, невидиме, непостижиме, неописанне, неизменне, Отче Господа нашего Иисуса Христа (2Кор. 1:3), великаго Бога и Спасителя (Тит. 2:13), Упования нашего (l Тим. 1:1), Иже есть образ Твоея благости (Прем. 7:26): печать равнообразная, в Себе показуя Тя Отца (Ин. 14:8), Слово живое (Евр. 4:12), Бог истинный (1 Ин. 5:20), превечная Премудрость (1Кор. 2:7), Живот (Ин. 14: 6), Освящение (1Кор. 1:30), Сила (1Кор. 1:24), Свет истинный (Ин. 1:9), Имже Дух Святый явися: Дух истины (Ин. 14:17), сыноположения (Рим. 8:15) дарование, обручение будущаго наследия (Еф. 1:14), начаток (Рим. 8:23) вечных благ, животворящая Сила, Источник освящения, от Негоже вся тварь словесная же и умная укрепляема Тебе служит и Тебе присносущное воссылает славословие, яко всяческая работна Тебе (Пс. 118:91): Тебе бо хвалят ангели (1Пет. 3:22), архангели, Престоли, Господьствия, Начала, Власти (Кол. 1:16), Силы (1Пет. 3:22) и многоочитии Херувими (Иез. 10:20): Тебе предстоят окрест Серафими, шесть крил единому, и шесть крил единому: и двема убо покрывают лица своя, двема же ноги, и двема летающе, взывают един ко другому (Ис. 6:2), непрестанными усты, немолчными славословеньми".

Главная часть евхаристического богослужения, сохранившаяся в своем плане и общем содержании молитв от древнейших времен, называется евхаристическим каноном, евхаристической молитвой в узком смысле этого слова или анафорой, потому что в ее центральном моменте совершается возношение (от άναφέρω) Святых Даров. Несмотря на все исторические влияния, имевшие место в богослужебной жизни, и на преобразовательные действия отдельных литургистов, эта часть в своем содержании претерпела меньше всего изменений. Менялись слова молитв, сами молитвы удлинялись или сокращались, в некоторых типах литургий (Александрийская и Месопотамская) ходатайственная молитва заняла то или иное положение в каноне, но само содержание молитв, главные мысли, в них вложенные, богословские идеи анафоры сохранились неизменными. Хотя харизматические молитвы "Учения 12 апостолов" и литургии времен Иустина Философа остались незапечатленными, но все же традиция ревностно охраняла самый дух этих молитв и передавала их из поколения в поколение. Вполне уместно говорить об апостольской традиции и в каком-то условном смысле ο том, что молитвы современных литургий в границах евхаристического канона ведут свое происхождение от времен апостольских.

После прочтения Символа веры диакон возглашает: "Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение (τήν άγίαν άναφοράν ) в мире приносити", - и тотчас же он входит в алтарь.

Святой Иоанн Златоуст объясняет это так, что мы должны стоять, как приличествует человеку стоять пред Господом, со страхом и трепетом, и в трезвении духа (Беседа 4 ο непостижимости Божией природы). Николай Кавасила относит эти слова к Символу веры, т. е. убеждает нас твердо стоять в этом исповедании веры, не уклоняясь к еретическим соблазнам.
По предписанию нашего служебника, диакон по входе в алтарь берет одну из рипид и благоговейно веет ею над Дарами; за неимением рипид он это должен делать одним из покровцов. На практике это редко исполняется. Иерусалимский литургикон ничего не говорит ο таких действиях диакона.

На слова диакона певцы отвечают: "Милость мира, жертву хваления",- что, по объяснению Николая Кавасилы, значит, что мы приносим "милосердие Тому, Кто сказал: милости хочу, a не жертвы. Милость же есть плод чистейшего и крепчайшего мира, когда душу не возбуждают никакие страсти и когда ничто не мешает, чтобы она наполнилась милостию и жертвою хваления". Эта жертва со стороны Бога есть величайшее милосердие к нам и плод примирения с Богом, тогда как с нашей она является величанием всего Божьего домостроительства.

Священник обращается к народу с заключительными словами 2-го послания к Коринфянам (13:13): "Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа, буди со всеми вами ". Это очень древний обычай, но, как уже указывалось выше, не все восточные литургии в этом тождественны. Если это утвердилось в литургиях Палестинско-антиохийских (СА VIII, апостола Иакова в обеих редакциях, святого Иоанна Златоуста и святого Василия) и Месопотамских, то Александрийские литургии предпочитают этому возгласу слова: "Господь со всеми вами". Это подтверждают эфиопские церковные постановления, Веронский фрагмент, литургия апостола Марка, святого Кирилла Александрийского, Абиссинская литургия святых апостолов.

Если обратиться к тому, что в исторической критике текста называется "Formgeschichte" [история форм (нем.)] данного отрывка литургии, то очевидным становится параллелизм между ним и последней перикопой 2-го послания к Коринфянам, a не только его заключительным 13-м стихом XIII гл.

Β самом деле:

Литургия:
(после возгласа "Щедротами Единороднаго Твоего Сына")
"Мир всем".
"Возлюбим друт друга, да единомыслием исповемы".
(Исповедание веры. "Станем добре, станем со страхом…"
"Милость мира, жертву хваления")
"Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами.""

2 Кор. XIII:
ст. 11. "будьте единомысленны, мирны, - и Бог любви и мира будет с вами".
Ст. 12. "Приветствуйте друг друга лобзанием святым.".
ст. 11. "…будьте единомысленны" (по-гречески буквально: "мудрствуйте то же или так же" "τό αύτό φρονείτε", что может значить: будьте единомысленны "έν όμονοια").
Ст. 13. "Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами. Аминь."

He заканчивал ли апостол Павел свое послание к Коринфянам целым евхаристическим отрывком?
На это приветствие священника певцы отвечают: "И со духом твоим" (2 Тим. 4, 22).
Священник продолжает: "Горе имеим сердца" (ср. Плач 3, 41).
Певцы: "Имамы ко Господу".
Священник: "Благодарим Господа" (Иудифь 8, 25).
Певцы: "Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней".

Священник читает молитву praefatio.
Возглас "Горе имеим сердца" - один из древнейших литургических возгласов. Эфиопские церковные постановления предписывают эти слова в том случае, когда вечернее собрание при внесении светильника переходит в евхаристическое собрание; если же не бывает приношения, то и слова эти не должны быть произносимы. Эти же слова находим и в Веронском фрагменте; их упоминает и святой Киприан Карфагенский ("О молитве Господней"), не говоря уже o том, что они встречаются y всех последующих писателей: святого Кирилла Иерусалимского, Златоуста, Анастасия Синаита и др.

Эти слова, по предписанию иерусалимского служебника, надо произносить с воздетыми руками. Наш служебник этого не указывает, но почти повсеместная практика узаконила это. Некоторые иереи после слов "Благодать Господа нашего…" остаются обращенными лицом к народу и слова "Горе имеим сердца" произносят также лицом на запад. Настольная книга не одобряет этого новшества. При произнесении возгласа "Благодать Господа нашего…" священник осеняет народ крестным знамением.

B России утвердился обычай звонить ко времени евхаристической молитвы, т. е. При словах "Благодарим Господа". Это так называемый звон к "Достойно". Свое начало он ведет от времен Патриарха Иоакима (1674-1690 гг.). Но звон этот совершался при возгласе священника "Изрядно ο Пресвятей…", т. е. Ко времени пения "Достойно есть яко воистинну…" Когда совершилась перемена и начали звонить к началу евхаристической молитвы, не известно. Надо признать, что древний обычай более осмыслен, ибо он возвещает верующим время совершения Таинства, a не начало евхаристического канона. Впрочем, кое-где в России звон этот удержал свое первоначальное место непосредственно после преложения Святых Даров. На Востоке, благодаря тому, что турки, не вынося колокольного звона, запрещали колокола, в церквах удержались древние била (металлические и деревянные). Там ударяют в било к началу Литургии, но во время совершения Евхаристии никакого звона не положено. Следует, впрочем, сказать, что y греков обычно священник по окончании причащения ударяет лжицей ο дискос, чтобы дать знать певцам ο времени кончить пение запричастного стиха. У сербов, вероятно, под влиянием близкого соседства с католиками, установилась практика звонить в алтаре в маленький звоночек во время пения "Тебе поем…" звонят при этом трижды: после благословения святого Хлеба, свяиой Чаши и после "Преложив Духом Твоим Святым". Этим дается указание молящимся ο времени совершившегося Таинства.

Словами "Благодарим Господа" священник начинает саму евхаристическую, т. е. Благодарственную молитву. По этим словам и сама служба называется Евхаристией, и это название - одно из самых древних наименований Литургии. Сам Господь на Своей прощальной Вечере, преподавая ученикам Тело и Кровь, предварительно благодарил Отца (Лк. 22, 17-19). Все без исключения древние литургии, начиная с "Учения 12 апостолов" и литургии, описанной y святого Иустина Философа, начинают анафору именно этими словами "благодарим Господа". И все евхаристические молитвы, начиная от древнейших, имеют своим содержанием благодарение Господа за все Его блага. Как это было видно из предшествовавшего исторического обзора, в первой части евхаристического канона, praefatio, священник обращается к Богу с благодарением за все благодеяния и в особенности за творение мiра, за промышление ο нем, за милосердие к роду человеческому, за искупительный подвиг Его Сына и за все явленные и неявленные блага вообще, дарованные Богом через Его Единородного Сына страдающему роду людскому. Эта молитва является переходом к ангельскому славословию. Вот ее содержание:

"Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити (2 Фесс. 1, 3), Тебе покланятися на всяком месте владычествия Твоего (Пс. 102, 22): Ты бо еси Бог неизреченен, недоведом, невидим, непостижим, присно Сый, такожде Сый, Ты и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый: Ты от небытия в бытие (Прем. 1, 14) нас привел еси, и отпадшия восставил еси паки, и не отступил еси вся творя, дондеже нас на Небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее. Ο сих всех благодарим Тя, и Единороднаго Твоего Сына, и Духа Твоего Святаго, ο всех, ихже вемы и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас. Благодарим Тя и ο службе сей, юже от рук наших прияти изволил еси, аще и предстоят Тебе тысящы (Дан. 7, 10) архангелов и тьмы ангелов (Евр. 12, 22), Херувими и Серафими, шестокрилатии (Ис. 6, 2), многоочитии, возвышающиися, пернатии (Иез. 1, 7; 18; 21; Апок. 4, 8)".

"Сый Владыко, Господи (Иер. 1, 6) Боже Отче Вседержителю покланяемый! Достойно (2 Фесс. 1, 3) яко воистинну, и праведно, и лепо великолепию святыни Твоея (Пс. 144, 5), Тебе хвалити, Тебе пети, Тебе благословити, Тебе кланятися, Тебе благодарити, Тебе славити Единаго воистинну Сущаго Бога, и Тебе приносити сердцем сокрушенным и духом смирения (Дан. 3, 39) словесную сию службу (Рим. 12, 1) нашу: яко Ты еси даровавый нам познание Твоея истины (Евр. 10, 26). И кто доволен возглаголати силы Твоя, слышаны сотворити вся хвалы Твоя (Пс. 105, 2), или поведати вся чудеса Твоя (Пс. 25, 7) во всяко время (Пс. 33, 2); Владыко всех (Иов. 5, 9), Господи небесе и земли (Мф. 11, 25), и всея твари (3 Мак. 2, 2), видимыя же и невидимыя, седяй на престоле славы и призираяй бездны (Дан. 3, 54-59), безначальне, невидиме, непостижиме, неописанне, неизменне, Отче Господа нашего Иисуса Христа (2 Кор. 1, 3), великаго Бога и Спасителя (Тит. 2, 13), Упования нашего (l Тим. 1, 1), Иже есть образ Твоея благости (Прем. 7, 26): печать равнообразная, в Себе показуя Тя Отца (Ин. 14, 8), Слово живое (Евр. 4, 12), Бог истинный (1 Ин. 5, 20), превечная Премудрость (1 Кор. 2, 7), Живот (Ин. 14, 6), Освящение (1 Кор. 1, 30), Сила (1 Кор. 1, 24), Свет истинный (Ин. 1, 9), Имже Дух Святый явися: Дух истины (Ин. 14, 17), сыноположения (Рим. 8, 15) дарование, обручение будущаго наследия (Еф. 1, 14), начаток (Рим. 8, 23) вечных благ, животворящая Сила, Источник освящения, от Негоже вся тварь словесная же и умная укрепляема Тебе служит и Тебе присносущное воссылает славословие, яко всяческая работна Тебе (Пс. 118, 91): Тебе бо хвалят ангели (1 Пет. 3, 22), архангели, Престоли, Господьствия, Начала, Власти (Кол. 1, 16), Силы (1 Пет. 3, 22) и многоочитии Херувими (Иез. 10, 20): Тебе предстоят окрест Серафими, шесть крил единому, и шесть крил единому: и двема убо покрывают лица своя, двема же ноги, и двема летающе, взывают един ко другому (Ис. 6, 2), непрестанными усты, немолчными славословеньми ".

Эту молитву в обеих литургиях священник заканчивает одним и тем же возгласом: "Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще",- на что певцы отвечают: "Свят, Свят, Свят Господь Саваоф..." Только в таком неразрывном контексте, увы! недоступном, благодаря тайному чтению молитв, для слуха верующих,- этот возглас становится понятным для молящихся. B действительности они слышат одно только придаточное предложение "победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще". Даже если кто-нибудь из присутствующих в церкви молящихся и догадается связать этот возглас священника с последующими словами певцов: "Свят, Свят, Свят Господь Саваоф...", все же он не видит и не знает, куда этот возглас относится и почему именно после приглашения священника благодарить Господа и пения слов "достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней" следует это новое возглашение "победную песнь поюще..." Эти последние слова становятся понятными только в контексте этой первой евхаристической молитвы. Они заключают ряд мыслей, в ней содержащихся.

Из сравнения обеих приведенных молитв ясно, насколько литургия Златоустого сокращеннее и проще, чем литургия святого Василия Великого. Но эта, в свою очередь, явилась сокращением бывших до нее литургий апостола Иакова и СА VІІІ. Если вспомнить содержание этой молитвы в тех двух литургиях, то увидим, насколько они были богаче своими богословскими мыслями, глубже, поэтичнее в описании творения мiра и человека и т. д.

Именно это подробное перечисление всех благодеяний Божиих в древнейших литургиях, равно как и слова литургии Златоуста в данной молитве говорят "о всех, ихже вемы и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас", поэтому служат и теперь для священника и для народа самым удобным поводом для выражения своего благодарения Богу. Евхаристия есть благодарственная Жертва, и именно при чтении этой молитвы священник должен помнить ο всем том, за что он намеревается принести Богу свою благодарность. Слова ο всех явленных и неявленных, известных и оставшихся неизвестными благодеяниях Божиих должны охватывать все то, за что священник приносит благодарение. Следует и мiрянам знать и помнить, что нет более соответствующего и подходящего момента в литургической жизни для принесения благодарности Богу, как именно эта начальная евхаристическая молитва. При словах "Благодарим Господа" все молитвенное собрание и каждый в отдельности христианин должны принести Богу словесную и бескровную Жертву за все оказанные им Богом благодеяния. Β литургическом сознании мiрян и священников никакие благодарственные молебны, особенно после совершённой Литургии, не могут и не должны заменять евхаристического чувства. Их, собственно, даже и нельзя сравнивать с величайшим Таинством Церкви, носящим имя благодарственной Жертвы.

Эта молитва praefatio заканчивается почти во всех восточных литургиях упоминанием ангельских воинств, стоящих окрест престола Господня и славословящих Его величие. Согласно древнейшей литургической традиции, все евхаристические молитвы должны быть обращены к Богу Отцу, но отдельные составные части евхаристического канона имеют своим содержанием преимущественную деятельность Отца или Сына или Святаго Духа. Молитва praefatio говорит именно ο творческой деятельности Бога Отца; следующая за ней молитва Sanctus"a прославляет искупительный подвиг воплощенного Слова Божия; после нее и так называемой молитвы anamnesis"a, говорящей все o том же искупительном подвиге, последует молитва призывания Святого Духа, epiclesis. Как уже указывалось, переходным, связующим возгласом между первой и второй молитвой евхаристического канона являются слова священника "победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще", на что певцы отвечают: "Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея: осанна в вышних". Этот возглас и пение нельзя рассматривать отдельно от предыдущей молитвы, a именно, что кругом Престола Божия стоят тысячи архангелов и мириады ангелов, Херувимы и Серафимы, Шестокрылатые, многоочитые, возвышающиеся, пернатые, поющие, вопиющие, взывающие и глаголющие победную песнь: "Свят, Свят, Свят Господь Саваоф..." Молитва praefatio тогда органически и логически тесно связана с молитвой Sanctus.

Здесь важно сделать некоторое замечание относительно происхождения этих молитв и их содержания. Из предшествовавшего исторического обзора было видно, что содержание молитвы praefatio одинаково во всех нам известных древних литургиях. Te же мысли проходят в ней, и ведут они свое происхождение от самой седой древности апостольской. Почти то же читаем в этой молитве, как в александрийской группе, так и в антиохийско-византийской и месопотамской. И хотя мы не имеем сохранившихся письменных памятников этой молитвы до IV века, все же утверждаем, что содержание этой молитвы в первые три века было такое же, как и в последующие времена. Но если раньше такое предположение оставалось не подкрепленным никаким документальным доказательством, то теперь мы имеем право говорить об этом с полной достоверностью. На помощь нам в этом отношении приходят исследования бенедиктинского литургиста Dom F.-J. Moreau. B своей книге "Les liturgies eucharistiques" (Bruxelles, 1924, pp. 247), посвященной литургиям византийской группы, их происхождению, истории и сравнению с другими литургиями, он сделал очень интересное сопоставление, пролившее свет на происхождение самой молитвы praefatio-Sanctus, дотоле неясное.

B самом деле, если харизматическая настроенность первохристианства не знала и не допускала записанных молитв, все же они подчинялись в главных чертах каким-то основным идеям и плану. Ход мыслей этой благодарственной молитвы следовал, вероятно, какому-то образцу. Где его искать? Кто внушил первохристианским "пророкам"-теургам благодарить именно таким образом? Почему после благодарения за творение мiра и все благодеяния следовало обязательно ангельское славословие "Свят, Свят, Свят..."? Нет ли какого-нибудь общего источника этих молитв?

Dom Moreau сопоставил христианские евхаристические молитвы с сохранившимися в богослужебном обиходе португальских евреев древними молитвами из Талмуда, и результат оказался весьма для христианских литургистов интересным.

Прежде всего, структура всего христианского суточного богослужения, начиная с вечерни и утрени, a также в значительной степени и литургии, заимствована из синагогального обихода. B самом деле (по Dom Moreau, op. cit.):

1. Schacharit c умовением рук соответствует умовению рук перед Литургией.
2. Amidah или 18 благословений соответствует антифонам первой части литургии оглашенных.
3. Berakat attora, Parascha. Славословие соответствует чтению Ветхого Завета в те дни года, когда оно y нас сохранилось.
4. Haphtara (чтение Пророчеств) и славословие соответствует чтению Евангелия.
5. Поучение соответствует проповеди.
6. Вторая Amidah соответствует молитвам и ектениям после чтения Священного Писания.
7. Чтение Пятикнижия, в котором говорится об утренних жертвоприношениях. соответствует приготовлению Даров в древнее время или великому входу наших дней.
8. Благословение служащего и молитва ο мире соответствует благословению после просительной ектении и лобзанию мира.

Из чина еврейской пасхи по Талмуду (трактат "Pesathim", с. 10 sq.) следует, что
9. Благословение.соответствует возгласу "Благодать Господа нашего Иисуса Христа...."
10. Вторая часть Галлела, молитва Kedouscha, a затем Kadosh. Вопрос младшего члена семьи ο значении этой ночи и ответ отца семейства ο благодеяниях Божиих на Израиле, переходящее в соответствует евхаристической Praefatio c ее подробными благодарениями за все благодеяния Божии.
11. Ангельское славословие соответствует Sanctus.
12. Благословение чаши соответствует установительным словам.
13. Великий Hallel соответствует конечному славословию: "И да будут милости Великаго Бога и Спаса...."

Ho, кроме того, и само содержание евхаристической молитвы навеяно еврейским богослужебным обиходом. Так называемая молитва Kedouscha повествует ο благодеяниях Божиих, явленных роду израильскому, и она после перечня этих чудес переходит в ангельское славословие "Свят, Свят, Свят..." Сопоставляя приводимый ниже текст этой молитвы, мы не можем не признать очевидным сходство, a порой и тождество мыслей. Нельзя предположить заимствования евреями этих древних молитв от ненавистных им христиан. Они в своей древности восходят не только к апостольской эпохе, их корни уходят глубоко в даль Ветхого Завета и "предания старец". Следовательно, y первохристианской общины и y еврейского синагогального обихода один общий источник или, говоря языком критической школы, своя общая "Urquelle" [первоисточник (нем.)].

Из приведенного ясно видно влияние синагоги не только на структуру суточного круга нашего богослужения (вечерня, утреня и часы), но и на самый план евхаристической молитвы и на ход ее мыслей.
Спаситель совершил еврейскую пасху, установив в конце пасхальной Вечери чин Евхаристии. Первохристианская община не сразу порвала с Храмом и традицией еврейского народа. Долго еще Храм и синагога влияли на формирование христианского богослужения. Застольные молитвы наложили, как видно, глубокий отпечаток на богослужение первых христиан. План синагогальной и пасхальной "киддуши" был в общем воспринят апостолами без особых изменений. Ему только придали новую христианскую окраску, завенчивающую еврейскую пасхальную вечерю ее христианским исполнением - евхаристической вечерей, но план вне этого, как мы видели, остался в общем тем же.

B основной текст Исайи всюду интерполировано "небо". Это ангельское славословие введено в западную мессу позже, чем в восточную; в Галлии только после Собора 529 года в Вуазоне, как указывает Баумштарк.
При словах "Победную песнь..." диакон или иерей правой рукой (причем, если это диакон, то захватив тремя пальцами орарь) поднимает с дискоса звездицу и начертывает ею над дискосом образ креста, стараясь касаться дискоса соответствующим концом звездицы при каждом слове иерея: поюще... вопиюще... взывающе... глаголюще.

Проделав это, диакон или священник целует звездицу и полагает ее на сложенные с левой стороны воздух и покровец с дискоса. После этого диакон переходит через горнее место на правую сторону престола. Для этого и во избежание лишнего перехода через горнее место за престолом диакон после слов "станем добре, станем со страхом..." входит в алтарь не через южную (правую диаконскую) дверь, a через северную, т. е. левую, чтобы стать ему с левой стороны престола для поднятия звездицы.

Служебник предписывает ему после этого снова взять рипиду и обмахивать ею святые сосуды, но, повторяем, на практике это редко производится.
Слова молитвы "победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф..." напоминают нам мистические откровения пророкам Исайе, Иезекиилю и апостолу Иоанну Богослову (Ис. 6, 3; Иезек. 1, 10; Апок. 4, 6-8), видевших страшный Престол Господней славы и внимавших ангельскому славословию Господа. Этим естественно, повторяем, заключить молитву, говорящую ο творении Богом мiра и ο Его совершенствах. Переходя к молитвенному прославлению и переживанию подвига Бога Слова, Церковь к этому возгласу присоединяет слова "осанна, благословен Грядый во имя Господне". Эти слова, обращенные некогда еврейскими детьми к идущему на вольную Страсть Господу, обращены теперь к идущему на евхаристическое заклание Агнцу. "Осанна" значит "Господи, спаси". Таким образом, мистическое созерцание Божией славы, предвечной Его силы, могущества, святости и красоты и неизреченные вещания таинственных апокалиптических животных в литургическом сознании Церкви связаны с видением шестокрылатых и многоочитых Херувимов и Серафимов и с созерцанием Христовой "славы", т.е. Его искупительных Крестных Страданий.
Молитва Sanctus"a известна нам почти по всем древнейшим кодексам литургий. Следует, впрочем, вспомнить, что "Апостольское предание" святого Ипполита и литургия в "Testamentum Domini N. I. Christi" не имеют этой молитвы. Содержание этой молитвы таково:

Литургия святого Иоанна Златоустого:
С сими и мы блаженными силами, Владыко Человеколюбче, вопием и глаголем: свят еси и пресвят, Ты, и Единородный Твой сын, и Дух Твой Святый: свят еси и пресвят, и великолепна слава Твоя (2 Петр. 1, 17), иже мiр Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единороднаго дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный (Иоан. 3, 16): Иже пришед, и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мiрский живот, прием хлеб (1 Кор. 11, 23) во святыя Свои и пречистыя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, (Матф. 26, 26); Мр. 14, 22, Лк. 22, 19), даже святыя Своим учеником и апостолом, рек:
(Возглас): Прииимите, ядите, сие есть Толо Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов.

Литургия святого Василия Великого:
С сими блаженными силами, Владыко Человеколюбче, и мы грешнии вопием и глаголем: свят еси яко воистину и пресвят, и несть меры великолепию святыни (Пс. 144, 5) Твоея, и преподобен во всех делех Твоих (Пс. 144, 14), яко правдою и судом истинным вся навел еси на ны (Дан. 3, 28): создав бо человека, персть взем от земли (Быт. 2, 7; Иов 38, 14) и образом Твоим, Боже, почет, положил еси его в раи сладости (Быт. 3, 23), безсмертие жизни и наслаждение вечных благ в соблюдении заповедей Твоих обещав ему: но преслушавша Тебе, истиннаго Бога, создавшаго Его, и прелестию змиевою привлекшася, умерщвлена же своими прегрешеньми, изгнал еси его праведным Твоим судом, Боже, из рая в мiр сей, и отвратил еси в землю от нея же взят бысть (Быт. 3, 19), устрояя ему от паки бытия спасение в самем Христе Твоем: не бо отвратился еси создания Твоего в конец, еже сотворил еси, Блаже, ниже забыл еси дела рук Твоих (Пс. 137, 8), но посетил еси многообразне (Евр. 1, 1), ради милосердия милости (Лк. 1, 78) Твоея: пророки послал еси (2 Парал. 36, 15), сотворил еси силы святыми Твоими в коемждо роде (Есф. 9, 27) благоугодившими Тебе, глаголал еси нам усты раб Твоих пророков, предвозвещая нам хотящеее быти спасение (Лк. 1, 70): закон дал еси в помощь (Ис. 8, 20), ангелы поставил еси хранители: егда же прииде исполнение времен (Гал. 4, 4), глаголал еси нам самем Сыном Твоим, Имже и веки сотворил еси, Иже сый сияние славы Твоея, и начертание Vпостаси Твоея, нося же вся глаголом силы Своея (Евр. 1, 2-3), не хищение непщева еже быти равен Тебе Богу и Отцу (Фил. 2, 6), но Бог сый превечный, на земли явися и с человеки споживе (Варух. 3, 37): и от Девы Святыя воплощься истощи Себе, зрак раба приемь (Фил. 2, 7), сообразен быв телу смирения нашего (Фил. 3, 21), да нас сообразны сотворит образу (Рим. 7, 29) славы Своея: понеже бо человеком грех в мiр вниде, и грехом смерть (Рим. 5, 12), благоволи Единородный Твой Сын, сый в недре Тебе Бога и Отца (Ин. 1, 18), быв от Жены (Гал. 4, 4), Святыя Богородицы и Приснодевы Марии, быв под законом, осудити грех во плоти (Рим. 8, 3) Своей, да во Адаме умирающе, оживотворятся в Самем Христе (1 Кор. 15, 22) Твоем: и пожив в мiре сем, дав нам повеления спасительная, отставив нас релести идольския, приведе в познание Тебе истинаго Бога (Ин. 17, 3; Кол. 1, 10) и Отца, стяжав нас Себе люди избранны (Тит. 2, 14), царское священие, язык свят (1 Пет. 2, 9), и очистив водою (Еф. 5, 26), и освятив Духом Святым (Рим. 15, 16), даде Себе измену (Тит. 2, 14; Мф. 16, 26) смерти, в нейже держими бехом (Рим. 7, 6), продани под грехом (Рим. 7, 14): и сошед крестом во ад, да исполнит Собою вся (Еф. 4, 10), резреши болезни смертныя (Деян. 2, 24): и воскрес в третий день (1 Кор. 15, 4), и путь сотворив всякой плоти к воскресению из мертвых, зане не бяше мощно держиму быти (Деян. 2, 24) тлением начальнику жизни (Деян. 3, 15), быть начаток умерших (1 Кор. 15, 20), перворожден из мертвых (Кол. 1, 18), да будет Сам вся во всех первенствуяй (Кол. 1, 18): и восшед на небеса, седе одесную величествия Твоего на высоких (Евр. 1, 3), иже и придет судити комуждо по делом его (Рим. 2, 6). Остави же нам воспоминания спасительнаго Своего страдания сия, яже предложихом по Его заповедем: хотя бы изыти на вольную и приснопамятную и животворящую Свою смерть, в нощь, в нюже предаяше Себе за живот мiра, прием хлеб (1 Кор. 11, 23) на святыя Своя и пречистыя руки, показав Тебе, Богу и Отцу, благодарив, благословив, освятив, преломив (Мр. 14, 22):
| Все
© Все права защищены

В христианстве есть много понятий, которые простому человеку очень сложно разобрать. Так, пытаясь разобраться, что такое анафора, многие люди путают ее со схожим по произношению словом «анафема». Но это совершенно разные слова, которые отличаются в корне и по смыслу. Итак, что такое анафора? Каковы ее особенности?

Что такое анафора?

Этот термин обозначает особый вид молитв, которые еще имеют название «евхаристические». С древнегреческого "анафора" переводится как "возношение". По сути, это часть литургии у христиан, которая занимает главное место в действе. Она одна из самых древнейших и является наиболее важной среди остальных молитв. Во время анафоры проводится пресуществление или преложение вина и хлеба в Кровь и Тело Христа.

Основные части анафоры

Понять, что такое анафора, можно, только если разобраться в ее общих чертах. Почему общих? Потому что она имеет разнообразные христианские литургические чинопоследования. Но при этом во всех них можно выделить общие части.

Первая часть - это вступительный диалог, который состоит из возгласов священника, а также из ответов народа. Вторая часть - префация, то есть вступление - является начальной молитвой, которая в себе содержит благодарение Богу и славословие. Как правило, она является обращением к Отцу-Богу и обычно предваряет санктус через воспоминание служения святых и ангельского служения. Санктус является третьей частью, которая является гимном «Свят, свят…». "Сутановление и Анамнесис" - четвертая часть анафоры - воспоминание при которой произносятся тайноустановительные слова Христа и воспоминания домостроительства спасения. Пятая часть - эпиклесис - это призывание на Дары Святого Духа или другая молитва, которая содержит прошение о том, чтобы дары были освящены. Интерцессия является следующим этапом анафоры. В ней произносятся молитвы-ходатайства за всех усопших и живых, Церковь и за весь мир. При этом в ней вспоминаются Богородица и все святые.

Виды анафоры в христианских и иных богослужениях

Доксология является заключительной частью славословия. Вот, что такое Анафора, и из чего она состоит. Различные Анафоры могут содержать разный порядок этих частей. Так, если условно обозначить префацию буквой P, санктус - S, анамнесис - А, эпиклезу - Е, а интерцессию - J, то разные анафоры можно условно разделить на такие формулы:

• Александрийские или коптские - PJSAE.
• Армянская - PSAEJ.
• Халдейская (восточно-сирийская) - PSAJE.
• Римская анафора может быть выделена в двух вариантах - PSEJAJ и PSEJAEJ. В первой содержатся две интерцессии, а во второй - еще и второй, причастный эпиклесис. Впрочем, дать лучшее определение может анафор форум.

Немного истории

Самые ранние анафоры ученые относят ко второму-третьему веку, хотя есть предположение, что уже первыми христианами она использовалась в богослужении. Сперва ее слова не фиксировались, но со временем отбирались лучшие из анафор. В латинской литургии сложились, кроме традиционной римской анафоры, еще и вторая из предания Ипполита Римского, западно-сирийская и анафора Святого Василия Великого. Западные анафоры имеют большую вариативность, которая напрямую зависит от празднества, дня недели и других факторов. Потому анафора определение имеет только по общим чертам.

Не является корректным из-за того, что западный литургический термин «канон» - это неизменяемая часть западной анафоры. В отдельных случаях анафорой называется вся литургия верных .

Структура анафоры

Несмотря на большое разнообразие христианских литургических чинопоследований, во всех анафорах можно выделить общие части:

• Sursum corda (Вступительный диалог) - диалог, состоящий из возгласов священника и ответов народа;
• Префация (Praefatio, Вступление) - начальная молитва, содержащая славословие и благодарение Богу (обычно обращена к Богу-Отцу). Как правило, через воспоминание ангельского служения и служения святых (в византийской литургии на церковно-славянском языке возглас священника: «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще») предваряет Sanctus ;
• Санктус (Sanctus, лат. «Святой») - гимн «Свят, Свят, Свят…»;
• Установление (Institutio) и Анамнесис (Anamnesis, Воспоминание) - воспоминание Тайной Вечери с произнесением тайноустановительных слов Иисуса Христа и воспоминанием домостроительства спасения;
• Эпиклесис (Epiclesis, Эпиклеза, Призывание) - призывание Святого Духа на Дары или иная молитва, содержащая прошение об освящении Даров;
• Интерцессия (Intercessio, Ходатайство) - ходатайственные молитвы за живых и усопших, Церковь, а также весь мир, с воспоминанием Богородицы и святых;
• Доксология (Заключительное славословие).

Порядок частей в различных анафорах может быть разным. В литургиях западно-сирийского , византийского и армянского обрядов тип анафоры - PSAEJ, где P-префация , S-Sanctus , A-анамнесис , E-эпиклеза , J-интерцессия . Александрийские (коптские) анафоры имеют тип PJSAE. Восточно-сирийский (халдейский) обряд - тип PSAJE. Структура традиционной римской анафоры описывается формулой PSEJAJ, то есть содержит две интерцессии. Некоторые исследователи подчёркивают, что в римской анафоре есть и второй эпиклесис, причастный, с его учётом формула должна выглядеть PSEJAEJ.

Типы анафоры

Самые ранние анафоры относятся ко -III веку . Постепенно из множества анафор древней Церкви сложились три типа:

• Александрийско-римский тип - к нему относятся анафоры римского и амвросианского обрядов, а также ряд анафор коптского и эфиопского обрядов.
• Западно-сирийский тип - анафора Апостола Иакова и несколько других анафор сиро-антиохийского и маронитского обрядов; обе анафоры византийского обряда (Иоанна Златоуста и Василия Великого), анафора армянского обряда; анафоры галликанского и мосарабского обрядов; несколько анафор коптского и эфиопского обрядов.
• Восточно-сирийский тип - анафоры халдейского и малабарского обрядов (Аддая и Мария , Феодора Мопсуестийского, Нестория).

Напишите отзыв о статье "Анафора (литургия)"

Примечания

Литература

• "Анафора" // Католическая энциклопедия . Том I: А-З. - М.: Изд. францисканцев, 2002. - ISBN 5-89208-037-4.
• // Православная энциклопедия . Том II. - М .: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия» , 2001. - С. 179-289. - 752 с. - 40 000 экз. - ISBN 5-89572-007-2.

Ссылки

Просмотр этого шаблона Структура мессы Начальные обряды Литургия слова Евхаристическая литургия Завершающие обряды

Отрывок, характеризующий Анафора (литургия)

– Как ты сюда попала? – послышался, в моём измученном страхом мозгу, ласковый голосок.
Я резко обернулась... и опять столкнулась с прекрасными фиолетовыми глазами – позади меня стояла Вэя...
– Ой, неужели это ты?!!.. – от неожиданного счастья, чуть ли не завизжала я.
– Я видела, что ты развернула кристалл, я пришла помочь, – совершенно спокойно ответила девочка.
Только её большие глаза опять очень внимательно всматривались в моё перепуганное лицо, и в них теплилось глубокое, «взрослое» понимание.
– Ты должна верить мне, – тихо прошептала «звёздная» девочка.
И мне очень захотелось ей сказать, что, конечно же – я верю!.. И что это просто мой дурной характер, который всю жизнь заставляет меня «биться головой об стенку», и этими же, собственноручно набитыми шишками, постигать окружающий мир... Но Вэя видимо всё прекрасно поняла, и, улыбнувшись своей удивительной улыбкой, приветливо сказала:
– Хочешь, покажу тебе свой мир, раз ты уже здесь?..
Я только радостно закивала головой, уже снова полностью воспрянув духом и готовая на любые «подвиги», только лишь потому, что я уже была не одна, и этого было достаточно, чтобы всё плохое мгновенно забылось и мир опять казался увлекательным и прекрасным.
– Но ты ведь говорила, что никогда здесь не была? – расхрабрившись, спросила я.
– А я и сейчас не здесь, – спокойно ответила девочка. – С тобой моя сущность, но моё тело никогда не жило там. Я никогда не знала свой настоящий дом... – её огромные глаза наполнились глубокой, совсем не детской печалью.
– А можно тебя спросить – сколько тебе лет?.. Конечно, если не хочешь – не отвечай, – чуть смутившись, спросила я.
– По земному исчислению, наверное это будет около двух миллионов лет, – задумчиво ответила «малышка».
У меня от этого ответа ноги почему-то вдруг стали абсолютно ватными... Этого просто не могло быть!.. Никакое существо не в состоянии жить так долго! Или, смотря какое существо?..
– А почему же тогда ты выглядишь такой маленькой?! У нас такими бывают только дети... Но ты это знаешь, конечно же.
– Такой я себя помню. И чувствую – это правильно. Значит так и должно быть. У нас живут очень долго. Я, наверное, и есть маленькая...
У меня от всех этих новостей закружилась голова... Но Вея, как обычно, была удивительно спокойна, и это придало мне сил спрашивать дальше.
– А кто же у вас зовётся взрослым?.. Если такие есть, конечно же.
– Ну, разумеется! – искренне рассмеялась девочка. – Хочешь увидеть?
Я только кивнула, так как у меня вдруг с перепугу полностью перехватило горло, и куда-то потерялся мои «трепыхавшийся» разговорный дар... Я прекрасно понимала, что вот прямо сейчас увижу настоящее «звёздное» существо!.. И, несмотря на то, что, сколько я себя помнила, я всю свою сознательную жизнь этого ждала, теперь вдруг вся моя храбрость почему-то быстренько «ушла в пятки»...
Вея махнула ладошкой – местность изменилась. Вместо золотых гор и ручья, мы оказались в дивном, движущемся, прозрачном «городе» (во всяком случае, это было похоже на город). А прямо к нам, по широкой, мокро-блестящей серебром «дороге», медленно шёл потрясающий человек... Это был высокий гордый старец, которого нельзя было по-другому назвать, кроме как – величественный!.. Всё в нём было каким-то очень правильным и мудрым – и чистые, как хрусталь, мысли (которые я почему-то очень чётко слышала); и длинные, покрывающие его мерцающим плащом, серебристые волосы; и те же, удивительно добрые, огромные фиолетовые «Вэины» глаза... И на его высоком лбу сиявшая, дивно сверкающая золотом, бриллиантовая «звезда».
– Покоя тебе, Отец, – коснувшись пальчиками своего лба, тихо произнесла Вея.
– И тебе, ушедшая, – печально ответил старец.
От него веяло бесконечным добром и лаской. И мне вдруг очень захотелось, как маленькому ребёнку, уткнуться ему в колени и, спрятаться от всего хотя бы на несколько секунд, вдыхая исходящий от него глубокий покой, и не думать о том, что мне страшно... что я не знаю, где мой дом... и, что я вообще не знаю – где я, и что со мной в данный момент по-настоящему происходит...
– Кто ты, создание?.. – мысленно услышала я его ласковый голос.
– Я человек, – ответила я. – Простите, что потревожила ваш покой. Меня зовут Светлана.
Старец тепло и внимательно смотрел на меня своими мудрыми глазами, и в них почему-то светилось одобрение.
– Ты хотела увидеть Мудрого – ты его видишь, – тихо произнесла Вея. – Ты хочешь что-то спросить?
– Скажите пожалуйста, в вашем чудесном мире существует зло? – хотя и стыдясь своего вопроса, всё же решилась спросить я.
– Что ты называешь «злом», Человек-Светлана? – спросил мудрец.
– Ложь, убийство, предательство... Разве нет у вас таких слов?..
– Это было давно... уже никто не помнит. Только я. Но мы знаем, что это было. Это заложено в нашу «древнюю память», чтобы никогда не забыть. Ты пришла оттуда, где живёт зло?
Я грустно кивнула. Мне было очень обидно за свою родную Землю, и за то, что жизнь на ней была так дико несовершенна, что заставляла спрашивать подобные вопросы... Но, в то же время, мне очень хотелось, чтобы Зло ушло из нашего Дома навсегда, потому что я этот дом всем своим сердцем любила, и очень часто мечтала о том, что когда-нибудь всё-таки придёт такой чудесный день, когда:
человек будет с радостью улыбаться, зная, что люди могут принести ему только добро...
когда одинокой девушке не страшно будет вечером проходить самую тёмную улицу, не боясь, что кто-то её обидит...
когда можно будет с радостью открыть своё сердце, не боясь, что предаст самый лучший друг...
когда можно будет оставить что-то очень дорогое прямо на улице, не боясь, что стоит тебе отвернуться – и это сразу же украдут...
И я искренне, всем сердцем верила, что где-то и вправду существует такой чудесный мир, где нет зла и страха, а есть простая радость жизни и красоты... Именно поэтому, следуя своей наивной мечте, я и пользовалась малейшей возможностью, чтобы хоть что-то узнать о том, как же возможно уничтожить это же самое, такое живучее и такое неистребимое, наше земное Зло... И ещё – чтобы уже никогда не было стыдно кому-то где-то сказать, что я – Человек...